Летят журавли.
Так повелось, что день весеннего равноденствия - новый фенологический год, а вместе с ними и свой день рождения, последние годы я стараюсь встретить в «поле». Вот и в этот раз, собрав рюкзак, присоседился к знакомым фотографам В.Медведеву и Д.Коробову в поездке на озеро Ханка - посмотреть, а если удастся и сфотографировать, журавлей на весеннем пролёте.
Скованное льдом в начале зимы, озеро ещё спит под снежным покрывалом. Смотришь издали и не понимаешь, где оканчивается берег и начинается вода. На засыпанных снегом болотах тут и там возвышаются хатки ондатры, желтеют пучки сухой травы, да редкие кусты ивняков топорщатся голыми ветвями.
Рассвет над Ханкайской равниной.
Наши скрадки-вигвамы.
Даурские журавли кормятся на рисовых чеках.
Первые стаи японских и даурских журавлей приносят с собой в эти края весну. Они останавливаются на рисовых полях, где кормятся оставшимся с осени зерном и набираются сил для дальнейшего перелёта.
Найдя наиболее часто посещаемое журавлями место, мы вкопали в снег палатки и обложили их тростником и ивовыми ветвями – соорудили скрадки. Поднимались задолго до рассвета и усаживались в них ещё по темноте, чтобы успеть до прилёта птиц. Покидали же свои убежища в вечерних сумерках, когда журавли улетали с полей ночевать на болота.
Чёрная ворона с карканьем летает над скрадками.
Стая грачей, взлетающая с поля.
Зимняк высматривает добычу.
Самыми многочисленными пернатыми оказались грачи и чёрные вороны, с шумным гвалтом носящиеся над оттаивающими полями, важно выхаживая по первым проталинам. В небе постоянно кружили зимняки, они пикировали с высоты, ловя мышей и дальневосточных полёвок. Эта охота не проходила незамеченной у сорок, которые устремлялись к удачному охотнику и донимали его, вынуждая бросить добычу. Обычно зимняк поддавался и улетал. Сороки же с жадностью набрасывались на остатки его трапезы. Иногда в синеве неба мелькал силуэт орлана-белохвоста, сопровождаемого стаей чёрных ворон. Изредка можно было увидеть чёрного коршуна. В полукилометре от нас паслись на полях лебеди-кликуны, в объектив временами были видны их длинные шеи, словно лодочные перископы поднимающиеся над равниной и зорко высматривающие опасность. Постоянно сновали на почтенном удалении лисицы. Развернув веером хвост и встопорщив перья на голове, хриплым карканьем токовали грачи. Проносились мимо серые скворцы и даурские галки. Стайки полярных овсянок и лапландских подорожников спешили на север. В кустарниках, вокруг наших палаток, шумно чирикали полевые воробьи, а из поднебесья разливалась звонкая песня жаворонка.
Молодой орлан-белохвост.
Лебеди-кликуны.
Лисица в вечерних сумерках.
Солнце сильно припекало днём, под его лучами снег быстро оседал и таял. Но по вечерам становилось холодно, а утренний наст с лёгкостью выдерживал вес человека.
Несколько дней скуки, холода и отсутствия достойных объектов для фотосъемки были сторицей вознаграждены прилетевшими журавлями. Но это уже совсем другая история…
Основные танцы журавлей проходят на зимовках, но и на наши края перепадает их малая толика, увидеть которую – редкостная удача.
Солнце все сильнее припекает, снег тает на глазах, растекаясь на полях обширными лужами. Над землёй дрожит маревом тёплый воздух, искажая силуэты птиц да отдалённые заросли кустарников и тростника.
Постепенно журавли привыкают к виду скрадков и с каждым часом подходят всё ближе и ближе, пока не устанавливается дистанция в сотню метров, пересечь которую отваживаются лишь немногие. Всё-таки чужими выглядят наши шалаши с глазами-объективами, журавли нет-нет, да и поглядывают на них.
Большая часть птиц кормится оставшимся с осени зерном да рассыпанной нами кукурузой. Но некоторые особи промышляют мышей, да так ловко, что редкий грызун ускользает от длинного клюва-пинцета. Молодые журавли-прошлогодки постоянно задирают друг-друга, играют с комьями земли или сухой травой – подбрасывая их вверх и ловя клювом.Бегают друг за другом, ещё по-юношески неумело пытаются танцевать. А то вдруг подпрыгивают и наскакивают на снующих под ногами грачей, прогоняя их и устраивая жуткую неразбериху в мельтешении крыльев десятков чёрных птиц. Взрослые же, разбившись попарно, ведут себя степенно: они чинно кормятся, важно выхаживая, иногда отгоняя расшалившуюся молодёжь от наиболее кормных мест.
Вечереет. Низкое солнце окрашивает чеки, придав унылому пейзажу особое очарование.
Постепенно журавли улетают. Обзор из скрадка неширок, смотреть приходится через 300 милиметровый фокус объектива. Когда из соседних скрадков слышатся звуки скоростной съёмки, я лихорадочно передвигаю фотоаппарат, стараясь не упустить интересные моменты. Флешки заполняются, места на них остаётся совсем немного. Приходится удалять отснятое ранее, следя вполглаза за происходящим снаружи. А там начались настоящие танцы! Несколько взрослых японских журавлей, разогнав молодёжь, танцуют перед скрадками. Распушив крылья, ходят посолонь , пригибаясь на ногах, вытягивая шеи и кружа друг против друга, то сходясь вместе то снова расходясь. Ритм учащается, танцоры приплясывают, машут крыльями, топают ногами, поднимая тучи брызг. В апофеозе танца птицы, взмахивая раскрытыми крыльями, поочерёдно, а иногда и вместе, подпрыгивают, громко трубят. Им вторят не участвующие в танце даурские журавли.
Места на флешках опять не остаётся и приходится вновь отвлекаться, чтобы выкроить хоть немного. Розовые в вечерних лучах солнца, журавли продолжают танцевать. Это волшебное зрелище завораживает. Сколько любви, страсти, нежности в их движении и позах. Будто высеченные из мрамора, их тела рельефно прорисовываются ожившими скульптурами, каждое пёрышко отчётливо видно в косых лучах гаснущего светила.
Сумерки сгущаются. Птицы прекращают танцевать, лишь трубят десятками голосов и потихоньку разлетаются.
Догорела последняя полоска вечерней зари и на просторы ханкайской равнины ложится ночь. Заметно похолодало, от растаявшего снега тянет сыростью. Где-то взлаивает болотная сова, ей вторят оставшиеся журавли.
Мы потихоньку собираемся и уходим к машине уже в полной темноте.
Свежие комментарии