Когда видишь перед собой разъяренную толпу папуасов, понимаешь, что попал в первобытный мир, где живут не по законам государства, а исключительно по законам племени. А значит, человеческая жизнь здесь обесценена в разы.
Мы заблокированы буйной толпой и бежать нам некуда. Кажется, папуасы готовы разорвать на куски побледневшего человека позади нас.
Окружающему миру нет дела до того, что сейчас на этих улицах может пролиться кровь.
Мимо проезжают машины, гуляют прохожие, в парикмахерской напротив стригут очередного клиента, а в магазине, где мы прячемся, отпускают очередные товары. Окружающему миру нет дела до того, что сейчас на этих улицах может пролиться кровь.
Папуасы не похожи на безумных дикарей: они одеты, живут в поселковых домах и ходят на работу. Но сейчас они готовы если не убить беднягу, то как минимум покалечить. И только приезд местного ОМОНа спасает его. Крепкие спецназовцы дубинками разгоняют самых агрессивных, затаскивают нас в машину и увозят в участок.
Эта история приключилась со мной на шестой месяц жизни в Новой Гвинее, и тогда я получил свой самый ценный урок. Новая Гвинея – это территория племен. И с ними необходимо считаться. Иначе ваше увлекательное путешествие долго не продлится.
ДЕТИ ГОР
Вождь Яли бежит вдоль забора к полю с высокой травой. Наполеоновского роста – метр шестьдесят от силы, но крепок и жилист, как шахтер, который всю жизнь посвятил тяжелому физическому труду. Достигнув поля, он замирает – выжидает. И не зря – вот-вот должен объявиться путник, которому не посчастливилось забрести в его владения.
Вождь безоружен и гол, как младенец. Мужское достоинство его прикрыто котекой – фаллокриптом, который носят горцы. На голове шапка с пером в половину роста. Лицо равномерно покрыто сажей, а веки – для большей выразительности – обведены глиной. На теле также имеются узоры, напоминающие окрас тигра. Сейчас Яли не трудно спутать с самим чертом из седьмого пекла. Он страшен и опасен.
Черт ложится на землю и ровно с этой секунды начинается охота. Охота на человека. Только перо торчит из травы.
Несчастного путника застают врасплох – раздается ужасный вопль и по команде на бедолагу бросаются два десятка воинов во главе с Яли. Голые папуасы, которые все это время выжидали в траве, вооружены копьями и луками. В неподдельной ярости они валят путника на землю, чуть ли не водят вокруг него хоровод и того и гляди проткнут его копьем. Очевидно, что путник обречен… Но это всего лишь шоу. Пожалуй, лучшее в долине Балием.
Так вождь Яли с десятками папуасов-театралов в подчинении зарабатывают себе на хлеб.
В обычной же жизни Яли – милейшей души человек. Он не перестает улыбаться, обнажая почерневшие зубы, обнимает меня и обращается не иначе как «сын мой». Кроме того, он знает приветствия на многих языках, включая немецкий, испанский и украинский.
Мы сидим вдвоем на сельской тропинке, беседуем о былом и настоящем. На вожде больше нет грима, шапку он оставил дома, а на левой руке у него китайские часы «Адидас». Иногда Яли прерывает нашу беседу, чтобы при помощи надломленного прутика выщипнуть очередной волосок на бороде. В эти моменты он всегда морщится от боли.
«Война была нашей культурой, мы войной жили! И от этого мы никогда не болели, были сильными и высокими. А теперь что стало? Посмотри на нас!» – Яли строит гримасу отвращения.
Воевали папуасы за земли, женщин и свиней. Война тогда была не более чем модой, а вовсе не бойней на истребление. Совершили набег, убили одного-другого – и все, домой спать.
Война была нашей культурой, мы войной жили! И от этого мы никогда не болели, были сильными и высокими. А теперь что стало? Посмотри на нас!
Но потом появился белый человек и навсегда изменил мир папуасов. Позже пришли индонезийцы, которые притеснили аборигенов и установили здесь свои правила. Так, люди дани перестали воевать и убивать друг друга.
Теперь бывшие воины развлекают туристов и выясняют отношения на поле в деревне Восилимо, где проходит ежегодный фестиваль племен долины Балием. На фестивале команды соревнуются в тактике ведения боя, демонстрируют традиционные танцы, стреляют из лука и метают копья.
Я не знаю, сколько лет Яли. Вряд ли, впрочем, он сам знает: когда будущий вождь появился на свет, аборигены и считать-то не умели. Зато сейчас Яли занимается весьма прибыльным бизнесом. Он не только устраивает шоу, но и сдает туристам традиционные дома, которые построил специально для них.
Хижины предприимчивый папуас оборудовал минимальными удобствами. Например, кроватями. Вырученную же прибыль, полагаю, он хранит в банке в городе. Поэтому его детям от пяти жен не придется разукрашивать себя и водить хороводы голышом вокруг туристов. Они смогут пойти учиться в колледж или даже в университет. Их мир действительно изменился.
ДЕТИ ЛЕСА
Новый день в доме Бехемохона начинается, как и положено, с рассветом. В его мире нет ни часов, ни времени — есть только естественный цикл, который задает своими восходами и закатами солнце. Бехемохону не нужно проверять почту, варить кофе, чистить зубы и собираться на работу. Ему это вообще все незнакомо. Нет у него и кровати, которую нужно заправлять. Вместо нее пыльный угол хижины. Как у собаки.
В быту абориген весьма неприхотлив. Но даже он не может начать день без завтрака. Поэтому, только проснувшись, Бехемохон разводит костер прямо внутри дома. К потолку тянется едкий дым, жилище наполняется запахом горящей древесины. Он вполне бы мог развести этот костер одним лишь трением. Но зачем, когда есть китайская зажигалка?
Эта заморская штуковина, в которой и газа-то осталось совсем чуть-чуть, – подарок из другого мира. Мира, в котором сам Бехемохон никогда не был. Нет, он знает, конечно, что существует что-то за пределами этого леса, ведь ушли же туда его соплеменники. Но о том, что рисует ему воображение, остается только догадываться.
На первый взгляд Бехемохон – конченый ворчун, который всегда всем недоволен. Но нрава он на самом деле добродушного, а внешность и поведение не внушают страха. Его курчавые патлы торчат в разные стороны, мясистые губы всегда чуть приоткрыты. Кажется, он вообще не дышит носом. Просто у него перегородка пробита – в ней отполированная кость убитого животного.
Из одежды на Бехемохоне нет ничего. Штанам он предпочитает зеленый лист. Впрочем, Бехемохон – дитя этого леса, и этим все объясняется.
Раньше мы жили прямо над джунглями, в самом высоком доме. Но однажды пришел такой сильный ветер, что дерево задрожало. Он унес с собой крышу и лестницу. Поэтому нам пришлось спускаться по лианам, чтобы спастись.
На костер Бехемохон ставит чугунную сковородку. Еще один предмет из того мира. Сковородка накаляется, и на ее поверхность абориген бросает куски саго, которые отламывает от твердого куба, завернутого в сухой банановый лист.
Если у нас хлеб всему голова, а в Азии – рис, то у короваев это, конечно же, саго. Добывают саго из ствола особых пальм, затем промывают, сушат и лепят из клейкой массы кубы. По мере приготовления Бехемохон утрамбовывает его рукой и получается лепешка. Совершенно безвкусная и неизвестно какими полезными веществами богатая.
К утренней трапезе присоединяется брат аборигена Сидан. Не сказать, что лицом они похожи, но патлы Сидана торчат в разные стороны, одежды на нем нет, а в носу отполированная кость. Живут они вместе и спят на одном полу. Только вот еду по-братски не делят. Бехемохон берет лепешку и освобождает сковородку для Сидана.
Пока мужчины трапезничают, женщина, возраст которой сложно определить, занята привычными домашними делами. И она в отличие от Бехемохона с Сиданом – при параде. На женщине травяная юбка, грудь обнажена, волосы аккуратно собраны в шарики на макушке. Лауфон берет под мышку собаку, идет на порог и спускается вниз по вырубленным в десятиметровом стволе ступеням. Племена короваев строят свои жилища над землей – на деревьях.
Когда до земли остается метра полтора, Лауфон отпускает питомца гулять, сбросив его вниз. Сама же возвращается в дом.
Дом на дереве разделен стеной по половому признаку. Женщины к мужчинам в гости не ходят, как и мужчины к женщинам. У короваев есть поверье, согласно которому муж облысеет, если жена нарушит границу. Так что, по сути, большая и дружная семья живет раздельно. А чтобы зачать детей, аборигены уходят в лес.
На женской половине суматоха. Вокруг, похрюкивая, бегают маленькие поросята и норовят своими пятачками сунуться в запасы саго. Раздается детский плач. Взрослых дам это нисколько не беспокоит. Они заняты изготовлением травяных юбок. Поэтому ребенка убаюкивает девочка Халилон.
«Нет у него еще имени», – отвечает на наш вопрос Халилон и запрещает фотографировать дитя: примета плохая. Оказывается, это ее ребенок.
Когда наша съемочная группа вошла в дом, семья вела себя диковато. Короваи боялись смотреть на нас и держали ощутимую дистанцию. Сейчас же они немного к нам привыкли и смирились с нашим обществом.
«Раньше мы жили прямо над джунглями, в самом высоком доме, – говорит Бехемохон. – Но однажды пришел такой сильный ветер, что дерево задрожало. Он унес с собой крышу и лестницу. Поэтому нам пришлось спускаться по лианам, чтобы спастись. Вся семья тогда до смерти перепугалась, и с тех пор мы тот дом обходим стороной. Даже тропинку новую проложили.»
Дом коровая – его крепость. Причудливые хижины, которые аборигены строили в кронах высоченных деревьев, помогали им держать оборону во время набегов других племен и кланов. А если жить над джунглями, тебя не достанет ни стрела, ни вражеский лазутчик.
Сегодня же надобность в таких пентхаусах почти отпала, поскольку воевать больше не с кем. Другие племена давно сюда не заглядывают – у них теперь свои заботы, а большинство самих короваев переехали в современные дома, построенные для них индонезийским государством.
Семей, которые, как семья Бехемохона, решили остаться, совсем мало. Поэтому все земли поделены между немногочисленными кланами, и мир установлен на веки вечные. Теперь аборигены ведут борьбу не за свою семью, а за тех, кто остался в этом лесу. А дома над джунглями в этом не помощники.
Те, кто выбрал путь предков, верят: здесь их настоящий дом. И безымянному ребенку Халилон предстоит продолжить род короваев. Если только, когда он вырастет, вокруг еще будут деревья.
ТЕРРИТОРИЯ ПЛЕМЕН
Дани и лани, короваи и комбаи, асматы и мапи, вано и мони. Все эти народности говорят на разных языках, чтут предков и стараются сберечь то, что осталось от их культуры. Но правда лишь в том, что помочь им в этом никто больше не сможет: процесс глобализации давно уже необратим. Поэтому Яли и Бехемохон - представители последнего поколения настоящих аборигенов. Теперь я в этом даже не сомневаюсь.
Свежие комментарии